В понедельник, 20 мая, главный прокурор Международного уголовного суда (МУС) Карим Хан запросил ордера на арест премьер-министра Израиля Беньямина Нетаньяху, министра обороны Израиля Йоава Галанта, а также трех главарей палестинского движения ХАМАС.
Эта ситуация подняла ряд вопросов с точки зрения правомерности привлечения к ответственности государства-жертвы, на которую совершили нападение боевики ХАМАСа в октябре 2023 года.
Также это создало риски дискредитации международного права и, в частности, актуализировало вопрос о привлечении к ответственности российского диктатора Владимира Путина, на которого МУС также выдал соответствующий ордер.
Как это решение может повлиять в будущем на судопроизводство над Россией? Могут ли страны пренебрегать международным правом в случае с Нетаньяху и пользоваться им при необходимости задержать Путина? И может ли это дискредитировать международное право в глазах стран Глобального юга? По этим и другим вопросам Факты ICTV пообщались с политологом Олегом Саакяном и юристом в сфере международного уголовного права, председателем ОО LingvaLexa Анной Вишняковой.
Параллели в войнах Украины с Россией и Израиля с ХАМАСом
Политолог Олег Саакян указывает, что в вопросе судопроизводства над Россией проводить параллели между Украиной и Россией, а также Израилем и ХАМАСом — неуместно.
— Украина, в отличие от Израиля, нигде ни разу не давала возможности под сомнение поставить нашу добродетель, с точки зрения соблюдения международного военного и гуманитарного права. Отдельные случаи незначительных нарушений, которые случаются со стороны Украины, обычно носят характер или вынужденный, например, бои в городской застройке, и, собственно, это просто не соответствие международного права современным реалиям войны. Или это случаи, которые носят характер персональных эксцессов каких-то исполнителей, то есть исключительный и единичный, — говорит он.
В таком случае ответственность Украина как государство не несет, как и не не несет ответственность украинское военно-политическое руководство.
— В случае Израиля, к сожалению, но действия топором, а не скальпелем, собственно, вылились в то, что существует нормативная и доказательная база под целый ряд системных подобных шагов, — говорит он.
Юрист в сфере международного уголовного права Вишнякова соглашается, что некорректно проводить параллели между войной России против Украины и войной на Ближнем Востоке.
— Есть соблазн проводить такие параллели. Потому что там две демократические страны (Украина и Израиль, — Ред.). Есть определенные схожие аспекты. Более того, это не такая далекая для нас страна. Мы видим, какая есть поддержка Израиля украинская. Но юридически это две разные ситуации, которые в юридическом аспекте не должны пересекаться, — говорит она.
По ее словам, привлечение к ответственности в международном уголовном праве зависит от того, как именно рассматриваются военные преступления, в рамках правового режима jus ad bellum или jus in bello.
Справочно. Jus ad bellum — право государства к ведению войны, которое до Второй мировой войны считалось допустимым для решения межгосударственных конфликтов в “справедливой войне”, а в современном международном праве — запрещено согласно уставу ООН с 1945 года. Статья 2 пункт 4 определяет, что все члены организации должны в своих международных отношениях воздерживаться от угрозы или применения силы против неприкосновенности территории или политической независимости любой страны, или иным образом, что противоречит отдельным принципам ООН.
Jus in bello (законы и обычаи войны) — современный компонент международного права, который регулирует условия для начала войны (jus ad bellum) и поведение воюющих сторон (jus in bello). Законы войны дают определение таким понятиям, как суверенитет и государственность, государство и территория, оккупация и другие важные термины международного права; также положения о правах военных, военнопленных и мирного населения и тому подобное.
— Если это режим jus ad bellum, то тогда имеет значение, кто на кого напал. Если мы говорим о международном гуманитарном праве непосредственно, то не имеет значения, кто на кого напал. То есть подключается все равно режим международного гуманитарного права и нет там терминологии, кто агрессор, а кто жертва. Даже нет такого вопроса, как самооборона жертвы. Но когда мы говорим о Международном уголовном суде, мы не говорим о системе, которая совсем не привязана к политическим контекстам, — объясняет она.
Во-первых, продолжает Вишнякова, в поле зрения юрисдикции МУС не попадает ряд военных преступлений, которые совершаются в тех или иных странах.
— Есть такой аспект, как интересы правосудия. То есть, в интересах ли это МУС вообще – открывать такое дело, — говорит она.
Во-вторых, речь идет о коммуникации с государствами и международной поддержке.
— Поэтому нужно различать, поскольку агрессор и жертва, это, все же, больше, социальный дискурс и правовой режим jus ad bellum. В этом плане я бы не сравнивала ситуацию Израиля и ХАМАСа, или Украины и России. Это разные по контексту конфликты, — объясняет она.
Фото: Getty Images
По словам Саакяна, сейчас следствию придется выяснять, насколько были вынужденные действия Израиля, были ли системны эти действия, было ли это эксцессами, или же прямыми приказами.
— К сожалению, ситуация в Израиле, в частности, электоральная вокруг Нетаньяху, будет подталкивать его к тому, чтобы он действовал топором. Это первый урок, что цель не оправдывает средства. Это сталинский принцип, тоталитарный принцип. В цивилизованном мире — нет. Каждый раз, когда речь идет об определенной цели, всегда соизмеряются и средства ее достижения. И иначе западный цивилизованный мир не мыслит, — говорит политолог.
Вторым важным моментом является другое наследство от тоталитаризма, а именно — что победителей не судят.
— Это Россия так мыслит, что, якобы, если россияне победят Украину, уничтожат нас, то, собственно, никто победителей судить не будет. С ними сядут разговаривать, потому что они победители. Нет, так не работает. Кейс Израиля сейчас подчеркивает, что и победителей судят, если цели и средства были несоизмеримы тем целям, которые достигались, — говорит он.
Другим примером в этом случае может быть судопроизводство над хорватами, где Хорватия одержала победу в войне с Сербией.
— И кто оказался тогда на скамье подсудимых? Национальные герои, которые спасли независимость Хорватии. Но, тем не менее, то, как это происходило, поставило их под удар Гааги. Поэтому победителей судят, — рассказывает политолог.
Привлечение к ответственности: Путин и Нетаньяху
Юрист Вишнякова объясняет, что для того, чтобы судить Путина в МУС за преступление агрессии, нужна ратификация Украиной Римского статута, а пока эта компонента отсутствует.
— Агрессия является специфическим преступлением. То есть, во-первых, обе страны должны ратифицировать Римский статут. Что у нас этого нет, что в ситуации с Израилем и ХАМАСом этого нет. То есть уже преступление агрессии не находится под юрисдикцией Международного уголовного суда. И поэтому мы пытаемся создать отдельный трибунал (по преступлению агрессии, — Ред.). В нашей ситуации мы не можем Путина судить за агрессию в МУС, — объясняет Вишнякова.
Правозащитница указывает на другой важный вопрос, а именно на то, что ходатайство про ордер на арест против Нетаньяху является первым подобным ордером против лидера демократической страны, поскольку перед этим подобные действия были преимущественно против диктаторских режимов.
— Многие страны рады этому, потому что есть осуждение Международного уголовного суда, что он не сконцентрирован только на Африке, например, на каких-то диктаторских режимах. Но с другой точки зрения, в ситуации с Израилем независимое расследование — это действительно позитивно. Но насколько такое проведение расследования в принципе может быть независимым, я не знаю, — говорит она.
Правосудие над жертвой и агрессором
Правозащитница Вишнякова указывает, что с ее личной точки, действия Израиля после нападения боевиков ХАМАСа 7 октября 2023 года являются самообороной.
— Единственное, что она может быть диспропорциональна, — отмечает она.
Вместе с тем, это сравнение с тем, как осуществляется самооборона Украины в случае с Россией, не является корректным
— Наша самооборона очень отличается от израильской самообороны. Мы же не стерли Белгород. Поэтому невозможно и поднимать эту дискуссию. У нас совершенно другой паттерн самообороны. У нас совершенно другие возможности, — указывает она.
Частично с этим соглашается и политолог Саакян, который указывает, что способы ведения войн невозможно сравнивать с точки зрения того, как это происходит в Украине или России, а также тем, как это происходит на Ближнем Востоке.
— Сравнивать возможно, только в случае, если у нас слетят катушки и мы не начнем, например, уничтожать больницы на территории России или толерировать убийства, изнасилования и все остальное. Очевидно, что шансы подобного близки к нулю. Украина столько времени ведет конвенционную войну согласно всем правилам и нормам, это соответствует нашей культуре. И запрос общества, даже когда он появляется на месть, все равно он в Украине несколько иной. Мы скорее говорим не о мести, а о ярости и соответственно о наказании, каре… И, собственно, как наказание, да, такой запрос в Украине есть, — говорит политолог.
Он продолжает, что в случае, если бы были основания говорить о военных преступлениях со стороны Украины, тогда Российская Федерация “их бы абсолютизировала, раздула бы до уровня дирижабля, который невозможно было бы не замечать”.
Могут ли третьи страны выдать Путина, но не выдать Нетаньяху?
Отдельным вопросом остается ситуация, может ли быть страна, как, например, Соединенные Штаты, которая не выдаст условного премьера Израиля под международное судопроизводство, но если в Штаты приедет Путин — США без колебаний пойдут на сотрудничество с МУС.
Юрист Вишнякова объясняет, что в Римском статуте есть ремарка о соответствующих обязательствах стран-подписантов. Впрочем, если существуют двусторонние обязательства между государствами, то они будут превалировать над обязательствами этих стран выдавать лидера, например, в Гаагу.
— МУС в соответствии со ст. 98 Устава не может именно обязывать страны выдавать подозреваемых, в случае если существуют межгосударственные договоры и страны признают иммунитеты. Хотя, при этом в кейсе аль-Башира (суданского президента Омара аль-Башира, — Ред.) Суд обращался с подобной просьбой к ряду африканских стран, — указывает Вишнякова.
Беньямін Нетаньягу / Фото: Getty Images
Санкциями за невыполнение обязательств МУС могут быть, в основном, политические воздействия, в частности, через Совбез ООН.
— МУС не институт, который накладывает санкции. Что касается механизмов влияния, то это уже политика. Прежде всего, мы имеем Совет безопасности ООН, который может там выдавать определенные, скажем так, жесткие решения. Поэтому СБ ООН может влиять на страны… Но у самого МУС нет подобных механизмов. Разве что он может обращаться, например, к другим странам, — объясняет юрист.
Как указывает Вишнякова, показательной является ситуация с Омаром аль-Баширом, поскольку даже в этом случае, ничего не получилось.
В общем, заключает правозащитница, в этом вопросе в международном праве существуют существенные юридические лакуны, а именно международное право тесно переплетено с политическими решениями.
По словам правозащитницы, на сегодня существует определенное неформальное различение, с которым сложно спорить, а именно — сила права и право силы.
— То есть мы идем, конечно, к тому, чтобы была сила права. Но, к сожалению, то, что касается всех международных дипломатических вещей, это, конечно, право силы, — объясняет она.
Дискредитирует ли это решение МУС в глазах мира?
После решения главного прокурора МУС Карима Хана, президент США Джо Байден заявил, что Вашингтон не признает юрисдикцию МУС в этом вопросе, поскольку не существует “тождества между тем, что сделал Израиль, и тем, что сделал ХАМАС”.
Карім Хан / Фото: Getty Images
В целом, говорит политолог Олег Саакян, в случае с Израилем, действия израильских властей поставили “на растяжку” Западный мир.
По оценке эксперта, то, как происходило нападение ХАМАСа на Израиль в октябре 2023 года, в частности в части такого количества жертв среди гражданских, с обезглавливанием, убийством детей и т.д., не оставляло других вариантов Израилю, кроме как объявлять операцию “не просто по уничтожению ХАМАСа, но фактически по мести, потому что этого требовало израильское общество”.
— Это наталкивает на мысль, что за таким сценарием стояла Российская Федерация. И российский след в ХАМАСе — он не только информационный, поскольку мы можем посмотреть на то, как российская пропаганда сопровождала эту операцию боевиков против Израиля. Но и в том, что ХАМАСу поставлялись якобы украинские виды вооружения, что сама же власть Израиля отрицала, что к этому причастна Украина. Это свидетельствует, что российский след там довольно серьезный, — говорит политолог.
В этом случае, добавляет Саакян, если бы прокурор Карим Хан не обратился к МУС с ходатайством о том, чтобы выписать ордер на арест высших израильских политиков, тогда Путин и россияне говорили бы всему Глобальному югу, что якобы “их международное право действует только в отношении чужих, а для чужих, то есть западных стран, это право может немного подвинуться”.
Зато Соединенные Штаты пока “довольно осторожно” заявили, что “нельзя ставить знак равенства между агрессором и жертвой”, но не стали полностью на сторону Израиля.
— Вместе с тем, действительно, в глазах Глобального юга это дискредитирует международное право. И не заявление Байдена, а сама эта ситуация, в которой нет возможности для хороших заявлений. Что бы сейчас не было сказано любым представителям от западных стран, все равно это будет иметь негативный эффект. А отмалчиваться не удастся. И вот в этом эта растяжка, — объясняет политолог.
По мнению Саакяна, если бы шагов по судопроизводству над Израилем и ХАМАСом со стороны МУС не было, то это могло бы дискредитировать международное право и Международный уголовный суд.
— И именно от того, насколько удастся принять Соломоново решение и пройти по лезвию ножа Международному уголовному суду, будет зависеть, начнут ли страны выходить из Римского статута или нет. Будут ли новые страны присоединяться к юридикции МУС или нет. Будут ли доверять ему. Соответственно, этим будет пользоваться Россия. Таким образом подрывается международное право, и Россия получает для себя сейчас поле неоднозначностей и широких интерпретаций, — объясняет политолог.