О Змеином, крейсере Москва и концлагере: капеллан рассказал, как попал в плен к оккупантам
Настоятель одесского Свято-Троицкого храма ПЦУ Василий Вирозуб уже три месяца, как вернулся из российского плена. Вместе с капелланами Александром Чоковым, Леонидом Болгаровым и врачом Иваном Тарасенко на борту спасательного судна Сапфир он отправился на остров Змеиный, чтобы забрать тела погибших пограничников. Но из-за угроз россиян атаковать корабль украинцы попали в плен.
В интервью Фактам ICTV капеллан рассказал, как он оказался в плену, как его допрашивали и о жизни в российском концлагере.
– Отец Василий, расскажите, как вы оказались в плену?
– 24 числа началось полномасштабное наступление Российской Федерации на Украину, а 25-го мне позвонил капитан, потом наш епископ и спросили, смогу ли я поехать на Змеиный, чтобы эвакуировать наших погибших парней. 13 погибших героев. Такая была информация.
И 25 февраля где-то в 11.00-12.00 мы вышли на Змеиный. Но до острова не дошли, потому что на своем пути мы увидели горящий корабль, подбитый военными РФ. Подошли к нему и посмотрели, есть ли там люди и есть ли кого спасать, потому что мы шли на Сапфире – поисково-спасательном судне. Мы поняли, что, вероятнее всего, капитан корабля подал команду SOS. Мы подошли и увидели, что там уже никого нет.
Спасать было некого, и мы пошли на дозаправку в Черноморск, а 26 числа где-то в час ночи вышли на Змеиный. В 7.00 уже бросили неподалеку от острова якорь, а в 9.00-10.00 были захвачены Российской Федерацией у острова.
– Как это происходило?
– Была дана команда капитану по рации, чтобы он остановился, потому что будет обстрелян. Сказали, что сейчас подойдет катер с смотровой группой. На борт поднялись около 7-8 спецназовцев. Нас поставили всех на колени, руки за голову. И начали осматривать корабль, обыскивать и проверять всех: “Кто мы и с какой целью пришли на Змеиный?”.
Когда рассказывали, что пришли забрать тела, они сказали, что остров уже захвачен, он российский и никто не погиб, а ваши все сдались. Мы не верили, потому что россиянам нельзя верить. А потом они показали видео, что наши пограничники и морские пехотинцы уже в плену в Крыму. Мы увидели, что на самом деле наши все живы.
– Что вам удалось увидеть на острове?
– На сам остров нас не пустили. Они подвели наш катер Сапфир с той стороны, где не были видны обстрелы, где были минимально разрушены здания и предложили: Вот, пожалуйста, снимайте, фотографируйте, отправляйте на большую землю и расскажите, что здесь никто ничего не бомбил, а ваши пограничники сами сдались.
Мы около суток были на корабле под арестом, и 27 февраля уже глубокой ночью на катерах отправили на судно Шахтер. Там было много морских пехотинцев РФ. Вероятно, нас пересаживали под платформами Бойко. Но все они были заполнены, где только можно было увидеть – это все были военные. Морские пехотинцы с оружием: автоматическим, снайперским, ракетницами. Масса была их.
Когда мы спрашивали, что с нами будет дальше, они отвечали, что осмотрят нас, выяснят, кто мы, а затем — либо отпустят, либо оставят до завершения “операции”. А я говорю: “Ну, завершение “операции” может быть через месяц-два, а то и год”. А они мне, показывая на стоявший за Змеиным крейсер Москва, говорят: “Ты шо, поп, смотри, какая мощь, какая махина. Раз стрельнет и не то что острова не будет – Украины не будет! Семь-восемь дней!”.
Вот Москвы уже нет, не знаю, есть ли тот, кто мне это говорил. И нас доставили в Крым. Там нас посадили на военно-морскую гауптвахту и начались допросы. По три-четыре в день. Разные службы приходили: ФСБ, разведка, контрразведка. Еще если бы кто-нибудь из гражданских приходил и спрашивал, что мы делаем на Змеином, тогда мы бы поняли, что все допросили.
Во время допросов снимали отпечатки, анализы брали разные, фотографии. Нафотографировали столько, что, как говорил Александр Чоков: “Если бы было две России, то на две России отпечатков пальцев у нас взяли”.
– Какие вопросы задавали на допросах?
– Вопросов было много разных, но основные это: “Что вы делали на Змеином? Зачем вы шли на остров? Зачем вам эти тела? Вы что, бессмертные? Вы хоть понимали, куда шли?”.
Они очень много раз спрашивали, на какие службы, в каких отделах СБУ мы работаем. И когда говорили, что мы не работаем в спецслужбах, они говорили: “Да быть не может. У нас все по правилам, а почему у вас нет таких правил?”.
Спрашивали также, являемся ли мы членами Правого сектора, Азова, потому что у них они считаются террористическими организациями. И в таком смысле все вопросы.
– После Крыма куда вас этапировали?
– В Крыму мы были 11 дней, а потом нас вместе с нашими парнями-пленными и гражданскими – в общей сложности около 200 человек – на самолете ИЛ-76 переправили в Белгородскую область в фильтрационный лагерь.
И можете себе представить, что когда мы приехали, температура была -22 градуса. Мы были одеты очень легко, как на плюсовую температуру. А многие наши воины были кто в чем – в одной тельняшке, у одного один ботинок, а у другого не было вообще. Около 2-2,5 часов нас держали с руками за головой коленями в снегу. Собаками травили. И снова допрашивали. Задавали те же вопросы.
А затем перевели в СИЗО №2 в Старом Осколе, где началось “самое веселое”. Если в начале к нам еще относились толерантно, потому что они думали, что освобождают Украину, и их будут ждать с хлебом-солью, думали, что будет, как в Крыму. А тут оказалось, что что-то не так. Когда их выбросили из-под Чернигова, когда им азовцы надавали по зубам, когда они начали нести потери – вот тогда они стали издеваться над нами.
Особенно, когда уничтожили крейсер Москва, в СИЗО из камер кто-то кричал “Ура!”, “Слава Украине!”, а кто-то пел “Батько наш Бандера”. За это они дубинками избивали наших солдат.
Да и мы получали. Капеллана Александра Чокова там избили, врача нашего Ивана Тарасенко. Собаками травили, многие наши ребята-солдаты искусанны, они специально натравливали псов. Они нас допрашивали током и электрошокером, надеясь, что мы расколемся. Наших азовцев они ненавидели!
– Что для вас в плену было тяжелее всего?
– Самое тяжелое – незнание. Потому что ты не знал, что с семьей, что с приходом, что с храмом, ограбили-не ограбили, вошли ли они в Одессу. У нас не было информации. Мы крохи узнавали только благодаря такому маленькому радиоприемнику, который был у охранников.
И, честно говоря, у меня было постоянно дежавю, словно попал в Советский Союз на 30 лет назад. Нас, пленных, заставляли в 6.00 петь гимн России. Но наших капелланов не так легко заставить, и мы стояли молились: “Господи помилуй! Господи помилуй!”. А они дубинками по двери били и кричали: “Молчать, хохлы!”.
– Ваших коллег – капелланов Александра Чокова, Леонида Болгарова и врача Ивана Тарасенко – освободили из плена раньше. А вас держали еще около месяца. По вашему мнению, почему так произошло?
– Я там пробыл 70 дней. Я дважды был одет в свою гражданскую одежду и должен был идти в автобус. Но меня постоянно возвращали. Я в карцере сидел, меня снова допрашивали. Они увидели у меня в Facebook фото с передовой на Востоке, что я участвовал в парадах, в Sea Breeze. У меня были фотографии с адмиралом ВМС Украины, с генералами, министром обороны. И они не могли поверить, что я не работаю в СБУ. Постоянно пытались меня расколоть. И такая интересная фотография была, где я с Дмитрием Ярошем стою, обнимаясь. Так как меня не бить?
– При каких обстоятельствах все-таки узнали, что Вас отправляют на обмен?
– О том, что меня везут домой, я узнал, когда самолетом переправили в Симферополь и посадили в машину с другими нашими пленными, которых везли на обмен. Честно говоря, я думал, что ведут нас на парад, который они хотели провести в Мариуполе 9 мая. Парад позора, как они говорили.
Когда мы вышли из машины и, перейдя разрушенный мост, я увидел украинский флаг – начало сильно биться сердце. А когда услышал, как один из медиков сказал “Слава Украине”, ком стал в горле, и я ответил — “Навеки слава и Богу, и Украине!”.
– Как вы считаете, откуда такое отношение у рашистов к украинцам?
– Знаете, мне кажется, что любая война должна иметь какую-нибудь идеологию. С Россией, мне кажется, она совсем не работает. Это идиотизм нападать на соседей, пренебрегая всеми возможными международными правилами и правами. Все, что можно было нарушить, нарушено Российской Федерацией. Это территориальная целостность, права человека, нравственные права. Все нарушено. А идея? Может помните, они спрашивали “А кто разрешил вам жить так хорошо?” – вот это, мне кажется, и есть идея, потому что они сами не могут жить лучше и нам не дают.
