Инструмент принуждения и запугивания: зачем россияне депортируют украинских детей

Похищать украинских детей россияне начали еще в начале российско-украинской войны в 2014 году.

Так, сразу после оккупации Крымского полуострова, россияне запустили программу Поезд надежды, чтобы передавать украинских детей-сирот и детей, лишенных родительской опеки, на незаконное усыновление российским семьям.

После 24 февраля 2022 года масштабы похищения украинских детей существенно выросли и превратились в системную политику. Теперь с ВОТ не только принудительно вывозят детей, которыми занимается государство, но и разлучают детей с родителями или опекунами.

На момент написания этого текста (июнь 2024 года), россияне депортировали по меньшей мере 19,5 тыс. украинских детей.

В конце марта 2023 года Международный уголовный суд объявил о выдаче ордеров на арест президенту РФ Владимиру Путину и российской уполномоченной по правам детей Марии Львовой-Беловой.

Основанием для этого стали результаты расследования Офисом прокурора МУС фактов депортации детей из Украины. Благодаря усилиям украинских, международных правозащитников и правоохранителей, сейчас известно достаточно много о том, как именно россияне похищают детей и как выглядит их жизнь в депортации.

Гораздо сложнее дать ответ на другой вопрос — какие преимущества получают российские власти, совершая настолько жестокое и резонансное международное преступление?

Все аргументы в этом материале базируются на исследованиях деятельности российской власти на ВОТ, которые провела Гражданская сеть Опора, а также на интервью со свидетелями российской оккупации.

Преимущество 1. Мобилизация внутренней аудитории

С начала полномасштабного вторжения российские власти оправдывают свои преступления самоотверженной миссией “асвабаждения” украинского народа из лап “нацистов-бандеровцев”, которые якобы захватили власть.

С 2014 года, когда россияне еще пытались отрицать свое участие в боевых действиях, распространяя миф о “гражданской войне на Донбассе”, кремлевские пропагандисты активно использовали детей.

Они фабриковали мифы о “горловской мадонне” (женщине, якобы убитой ударом ВСУ вместе с младенцем), “аллее ангелов” в Донецке (аллея памяти детей, якобы убитых украинскими военными), “мальчике с Донбасса, который ищет маму” (пропагандистское фото мальчика — якобы после обстрела) и другие.

Этот нарратив остается в фокусе внимания на протяжении всей войны, ведь вызывает острую эмоциональную реакцию — возмущение, сочувствие, страх. Пропаганда играет на родительских чувствах тех, кто имеет собственных детей.

Картинка, где российский солдат защищает беззащитных детей от обстрелов, подкрепляет образ армии РФ как добродетельного спасителя, который не жалеет усилий и ресурсов на помощь более слабым.

Российские власти вывозят украинских детей под разными предлогами: заявляя родителям или опекунам о поездках на “отдых” и “оздоровление”, а также “просветительские” туры по достопримечательностям или учебным заведениям в РФ.

В таких формулировках российские власти не только “спасают” детей, но и якобы инвестируют в их физическое и ментальное здоровье и развитие.

Кроме того, тезис об “асвабаждении и спасении” дополнительно объясняет населению РФ, ради чего власть жертвует тысячами жизней своих граждан, увеличивает экономическое давление, провоцирует изоляцию и остракизм российского государства и его граждан на международной арене.

Мол, все ради детей и взрослых, чтобы восстановить их право говорить на “родном русском языке”, почитать Ленина и “свободно праздновать День Победы” с георгиевской ленточкой и гвоздиками в руках.

Так, согласно исследованию команды Опоры, за более чем два года полномасштабной фазы российской войны в Украине не было ни одного месяца, когда бы государственные медиа РФ не упоминали “детей Донбасса”, которых “терроризирует обстрелами украинская армия”.

Преимущество 2. Инструмент принуждения и запугивания жителей ВОТ

После двух лет полномасштабной фазы войны, официального признания Россией так называемых ЛДНР, от которых ранее она старательно открещивалась, провозглашая их “самостоятельными и независимыми актерами”, а также захвата частей еще двух украинских областей, мы имеем многочисленные доказательства системной политики изменения идентичности жителей оккупированных территорий.

Российские и оккупационные власти на местах постепенно формируют информационную изоляцию жителей ВОТ, максимально усложняя или делая невозможным доступ к интернету и медиа, не подконтрольных российской цензуре.

Оккупировав не только физическое, но и информационное пространство, россияне развивают инфраструктуру пропагандистских государственных медиа на ВОТ и оснащают подконтрольных себе силовиков средствами мобильной связи и интернета.

Также оккупационные власти вывозят и/или уничтожают украинское материальное культурное наследие и литературу, делают невозможным доступ к культурным достояниям украинского народа путем полицейского воздействия на местное население и угрозами физических репрессий.

Например, свидетели оккупации из Запорожской области отмечали, что они и их близкие закапывали свои вышиванки в землю, боясь репрессий за национальную одежду, которую могли найти во время обысков у них дома.

Расчистив пространство, оккупанты начинают системно насаждать российскую идентичность — усилиями пропаганды в медиа и городском пространстве (проведением различных мероприятий под открытым небом, в музеях, библиотеках, домах культуры) среди взрослого населения и в учебных заведениях — среди детей.

Система формального и внешкольного образования, которую развивают российские власти на ВОТ, мощно индоктринирует и милитаризирует детей.

Их учат “бороться с фейками об армии РФ” и придерживаться “российских традиционных ценностей”, на уроках учителя дискредитируют украинские власти и ВСУ, объясняют “асвабадитскую” миссию “СВО”, заставляют школьников рисовать листовки и писать письма с благодарностями российским военным, распространяют дезинформацию на уроках истории, возвеличивают подвиги РФ сейчас и СССР в прошлом.

Фактически, система образования стала одним из столпов российской политики ассимиляции жителей ВОТ.

Многие семьи, которые по определенным причинам выбирают оставаться в оккупации, не хотят отдавать своих детей в школы, в частности, для того, чтобы уберечь их от последствий индоктринации.

Например, одна из свидетельниц оккупации отмечала, что решила выезжать с ВОТ, когда заметила, как ее ребенок-подросток меняет взгляды и повторяет пропагандистские тезисы школьных учителей. Оккупанты пытаются отслеживать, какие семьи не отдали детей в школы, и угрожают лишением родительских прав.

Так депортация служит инструментом принуждения и запугивания жителей ВОТ, ведь ребенка могут не просто забрать из семьи, но и вывезти в неизвестном направлении за сотни или тысячи км.

Наиболее отдаленный “лагерь перевоспитания” расположен в Магадане, в 6,3 тыс. км от украинской границы.

Преимущество 3. Разрыв социальных связей и милитаризация

Российские власти старательно позиционируют себя как спасителя украинцев от “нацистской власти”.

Наиболее убедительным подтверждением этого тезиса часто являются “спасенные” дети, которые обнимаются с российскими чиновниками, благодарят российские власти за “спасение” и провозглашают свою “любовь к России”.

Изолированные от родственников и близких, дети подвергаются системному “перевоспитанию”, конечной целью которого является навязывание им российской идентичности и недоверия (по меньшей мере) или ненависти (как максимум) к Украине и соотечественникам.

Российские власти обеспечивают полное погружение украинских детей в российское образовательное, культурное и социальное пространство, обеспечивая неизбежную потерю связи с украинской идентичностью через изоляцию детей от ее носителей.

Часть депортированных детей размещают в кадетских училищах, организуя для них полноценное военное образование для будущего привлечения в Вооруженные силы РФ.

Примечательно, что парней-подростков, которые достаточно быстро вырастут до призывного возраста, значительно чаще насильственно передают в российские семьи. Больше всего незаконно усыновленных россиянами детей имеют возраст от 14-17 лет. Мальчиков в этой категории на 71% больше, чем девочек.

Так, одного 7-летнего мальчика, депортированного в РФ, незаконно усыновила семья российского военнослужащего, которого подозревают в совершении военных преступлений во время оккупации Бучи.

Военную подготовку для детей подготовили и на ВОТ — это делают молодежные движения “Юнармия”, “Движение первых”, центры “Воин” и другие.

Сейчас российские действия по индоктринации как депортированных детей, так и детей, которые остаются на ВОТ, можно трактовать как намерение обеспечить на будущее когорту воспитанных в любви к РФ и идеологически послушных россиян украинского происхождения, которые будут ретранслировать поощряемое российскими властями отрицание украинской государственности и активно сотрудничать с властями, чтобы таки лишить Украину ее государственности.

Однако потенциал эффективности такой когорты значительно выше, ведь дискредитация Украины из уст самих украинцев звучит куда убедительнее и легитимнее, чем из уст россиян.

Вместо выводов

Описанный перечень однозначно не является исчерпывающим. Российские власти прагматично превращают в инструмент войны и контроля над захваченными территориями даже те действия, которые, на первый взгляд, кажутся проявлениями неограниченного зла и жестокости.

Ведь ради даже призрачного преимущества на фронте или в удержании власти, российские власти готовы злоупотреблять даже наиболее уязвимыми группами.

Борьба за освобождение украинских территорий — это отнюдь не борьба за квадратные километры. Это борьба за права человека, защиту чести и достоинства в пределах международно признанных украинских границ.

В дискуссиях о том, не пришло ли уже время смириться с потерей Донецка, Луганска или Севастополя, стоит переформулировать этот вопрос. Готовы ли мы смириться с системными пытками, похищениями и убийствами в украинском Донецке, Луганске или Севастополе?