Коронавирус в Украине: насколько больницы готовы к приему пациентов

Сейчас каждый день количество больных коронавирусом Covid-19 растет.

Во всех областях Украины, кроме Николаевской, уже обнаружили случаи заболевания.

По состоянию на 3 апреля подтверждено 942 пациента с диагнозом коронавирус.

После воскресного вызова скорой и госпитализации в больницу меня ждала первая встреча с врачом столичной Клинической больницы №15.

Скорая помощь подъехала в приемное отделение около 22.45. Во дворе уже стоял дежурный врач с криками: Ой! Нет, Нет! Что вы это в таких костюмах ко мне привезли, мне такое не надо. Врач представилась Ириной Константиновной и уже в приемном помещении продолжила паниковать. А врачи скорой, передав данные, поехали на следующий вызов.

Ирина Константиновна меня осмотрела, одновременно раз с 10 подчеркнула, что это инфекционное отделение вирусных гепатитов и кишечных инфекций. Больница не приспособлена к размещению людей с подозрением на Covid-19, а тестов в медицинском учреждении нет — их делать никто не будет.

Недовольству медика не было предела: женщина повышала голос, кричала, пыталась понять, как это я нахожусь в инфекционном отделении, а живот у меня не болит. Почему я это вообще решил вызвать скорую ночью, почему не подумал, что врачи тоже люди и хотят спать.

Здесь Ирина Константиновна находит другую жертву. В отделение заводят пациента. Врачи скорой говорят: У парня диабет, вероятно, надо реанимация. На что в ответ слышат: Какая реанимация, зачем вы его привезли? У него что ДЦП? Почему к нам? Нам даже померить сахар нечем, вот поприсылають, а что мне делать?!

Читайте: Медикам Великобритании разрешили не спасать неизлечимо больных с Covid-19

Затем врач резко переключается на меня: У вас, вероятно, отравление, подробнее будем завтра разбираться, идите в палату.

Положили меня на втором этаже в общую мужскую палату №1, сразу же поставили капельницы с физраствором и реосорбилактом. Ночь прошла спокойно. Ухудшения состояния или резкого повышения температуры у меня не было. В 6.00 у меня взяли кровь. В 10.00 был обход, где Татьяна Борисовна Павлюченко — лечащий врач, не выслушав меня, четко сказала: Никакого коронавируса нет, у вас панкреатит.

Впрочем, запросы телеканала и указанное место работы в карточке сыграли свою роль. Около обеда, записав номер моего журналистского удостоверения, странно, почему не паспорта, мне сделали экспресс-тест на Covid-19. Получив отрицательный результат, Павлюченко не имела границ своего возмущения.

Читайте: Коронавирус в Украине: как не заболеть

Я выслушал о том, что на меня перевели тест, цитирую: Я на вас использовала тест “не по этому”. К тому же я должна сидеть дома, а не работать.

Любая попытка объяснить специфику работы журналиста была напрасной. Более того, Татьяна Павлюченко решила меня научить, как мне следует правильно работать.

Врач: Почему общаетесь с людьми и не соблюдаете карантин? Дома надо сидеть.

Я: Ну, вы же ходите на работу. Вот мы тоже. Вы людей лечите, мы информируем. И мы не можем знать, есть ли зараженные люди в нашем окружении, так же, как и вы. Телеканал обеспечил нас средствами защиты, но мы не можем быть уверены на 100% в людях.

Врач: Чего не можете? Если уже разговариваете, берете интервью, то спрашивайте прямо, не зараженные ли, не находились ли за границей в ближайшее время. Надо у людей спрашивать, есть ли у них коронавирус. Тогда будете знать, больной человек или нет. Вот все, что вы говорите — нарушение.

Ну, а дальше Татьяна Борисовна начала мне угрожать проблемами на работе, проверками телеканала. И конечно, не забыла добавить: Теперь еще и нам вот это расписывать нужно, на кого мы тест использовали. Негативный кстати! Лишние хлопоты!

Впрочем, все же экспресс-тест — отрицательный. ПЦР (полимеразная цепная реакция) не делают без положительного результата экспресс-теста.

Читайте: Коронавирус Covid-19 — все, что нужно знать

Описывать первый день в больнице не имеет смысла, все, как обычно. А следующий был днем ​​испытаний, не думал, что когда-то придется переквалифицироваться в врача, советовать медикам, что и как надо сделать, чтобы спасти пациента.

Примерно 13.00 дня. В палату заходит парень, который едва движется, он скрюченный, однако передвигается самостоятельно (как позже стало известно, парня привезли из реанимации, того самого, которого я видел в приемном отделении).

За ним входит мой лечащий врач — Татьяна Борисовна Павлюченко. Говорит парню, чтобы тот лег, медсестры будут ставить капельницы. После трех-четырех, возможно, пяти капельниц парню стало хуже. Пациент начал блевать, и у него появилась одышка.

Когда он лег, я впервые заговорил с ним, узнал, что парень Александр работает помощником воспитателя в детском саду София в Киеве, является волонтером, ему 25 лет. В течение трех-четырех часов Саша часто выходил в туалет, к нему подбегали медсестры, помогали вставать, садиться. Парню с каждой минутой становилось все хуже. Около 18.00 в палату зашла Павлюченко Татьяна и спросила Александра о состоянии.

Александр: Мне плохо очень, становится все хуже, мне трудно дышать, у меня невыносимо болит живот, голова, меня постоянно тошнит. Верните меня в реанимацию.

Павлюченко (врач): Какая реанимация, почему я тебя в реанимацию буду отправлять? У тебя все хорошо. Болит живот, так это у тебя отравление. Сахар мы тебе мерили, у тебя он нормальный — 18,3, мы же мерили. Не переживай.

Норма глюкозы в крови от 3,3 ммоль/л до 5,5 натощак, после еды 5,6 — 6,6 ммоль/л, если сахар превышает 20,0, может наступить кома.

После равнодушного и совсем непрофессионального диалога врач вышла, через несколько минут вернулась и спросила, может ли Александр купить себе Омепразол.

Парень был не в состоянии даже ответить на вопрос, потому в аптеку пошел я. Перед выходом спросил Павлюченко, точно ли ему поможет препарат, в ответ: Дай Бог, поможет! Главное купи!

Впрочем, реанимационный катетер, который был на руке у парня, забился и больше не пропускал лекарства. Медсестры забегали, не знали, что делать, потому что ни один присутствующий медицинский работник в больнице просто не умел устанавливать катетер, к тому же в больнице их не было.

Видя, что Александру еще хуже, я посоветовал медсестрам выбежать в скорую помощь и попросить, чтобы те установили новый катетер. Женщины сказали, что должен решать врач.

Через определенное время все-таки решили побежать к скорой и попросить помощи. Через 10 минут врачи скорой помощи установили парню новый катетер. Пациенты и медсестры с санитарками подсвечивали врачам мобильными телефонами. А лечащий врач Татьяна Павлюченко никакой помощи не предоставила, впрочем сказала, цитирую дословно: Ой (улыбнулась), у вас тут прямо, как операционная! Ладно, не буду вам мешать! После этого врач ушла.

Но Александру становилось все хуже: интоксикация, изменение цвета кожи до пурпурного, острая боль в животе и голове, одышка. В конце концов Павлюченко поняла, что нужно что-то делать.

К тому времени я дал парню свой термометр, потому что, как оказалось, до этого ему измеряли температуру неисправным. Медсестры измерили уровень сахара, который не уменьшался, на что врач вновь отметила, что все нормально, и, не понимая, что происходит с Александром, вышла кому-то звонить.

В коридоре было слышно: Это все из-за отравления! Далее были какие-то панические попытки сделать хоть что-то, прибегали какие-то врачи, которых я до этого не видел. То спрашивали о состоянии, то слушали легкие несколько раз, сделали кардиограмму, смотрели живот, а потом выходили и кому-то звонили.

После 24.00 к пациенту приехал какой-то хирург. Впрочем, его действия были тоже странными, потому что, кроме опроса, который занял пять минут, парня он даже не осмотрел.

Когда было потеряно около восьми часов, а состояние Александра ухудшалось, в 2.00 ночи его все таки забрали в реанимацию.

Среда, Александр не выходил на связь, поэтому я позвонил в реанимационное отделение Клинической больницы №15:

Я: Какое состояние Александра?

Врач (по телефону): Состояние приближенное к тяжелому с 3.00. Сахар у Александра высокий. Утром было 7,8, сейчас у него 11. Мы контролируем его состояние полностью, он сейчас в реанимации.

Я: Что ему делают?

Врач: Вводят постоянно инфузии инсулина. Антитоксические препараты капаем. Проблема с рвотой и ацетоном в моче. Это от сахара, боль от острого гастроэнтероколита.

Я: То есть у парня проблемы с сахаром или он попал в реанимацию из-за гастроэнтероколита?

Врач: Нет, именно с гастроэнтероколитом никак не связано его тяжелое состояние и госпитализация в реанимацию, и никаких тяжелых отравлений у него не было.

Я: Еще одно. Почему его накануне перевели из реанимации в больницу? Ему же плохо было.

Врач: На момент перевода ему становилось лучше. Как выяснилось, заболевание волнообразное. Здесь ему было нормально и моментально стало плохо.

Я: Почему ему в больнице, а именно в инфекционном отделении, стало так резко плохо? Ему вовремя не ввели инсулин?

Врач: Извините, я не могу комментировать. Я все вам сказал. Если есть еще вопросы, звоните Александру, когда ему станет легче.

Из событий вечера вторника можно писать не одну статью или даже книгу о непрофессионализме врачей. Татьяна Борисовна Павлюченко лечила парня от отравления, которого не было, и так едва не довела до комы.

Впрочем, стоит отметить и преданность других медицинских работников, которые спасали человека, не имея почти ничего, вопреки врачу. К сожалению, помню лишь имена медсестер-героев — Дана и Галина, с ними были также и санитарки, которые постоянно находились с парнем, заменяя медсестер.

Так и случается, что в основном, выписываясь из больниц, большинство пациентов помнят только полную безответственность некоторых медицинских работников, а о поступках других, которые действительно выполняют свою работу качественно — забывают.

Первую часть истории читайте в предыдущем материале.

Автор: Владислав Круглов, журналист телеканала ICTV.