Россияне убили ее мужа и ранили сына: женщина из Бучи рассказала, как подала иск на РФ в Евросуд

В марте этого года город Буча оказался под оккупацией российских войск, пытавшихся выйти на Киев. После вторжения россияне совершили бойню, которая поразила мир.
Алла Нечипоренко — одна из тех, кто подал жалобу на Россию в Европейский суд по правам человека. В середине марта ее мужа Руслана расстреляли россияне, а сын чудом уцелел. После трагедии женщина решила подать иск на Россию в Европейский суд по правам человека.
Факты ICTV поговорили с Аллой об оккупации, о сложностях с оформлением документов (ведь со времени преступления на это отводится всего четыре месяца) и о том, зачем подавать иск на Россию, зная, что компенсация будет нескоро.
– Почему вы решили оставаться в Буче?
— Все было довольно неожиданно. У нас в семье принято садиться и обо всем совещаться. Мы проанализировали нашу ситуацию. Мы – многодетная семья (Алла имеет троих детей, – Ред.), так что запас продуктов у нас был. Я много консервирую. Место безопасное у нас есть. И скважина своя. То есть проблем с водой не могло быть, тем более что у нас генератор.
Мы запаслись дровами, то есть не должны были замерзнуть. В бытовом плане мы чувствовали себя защищенными. Кроме того, в голове не укладывалось — мы никому угрозы не несем. Почему мы должны покидать свой дом?
— Когда вы поняли, что Буча оккупирована?
– Мы поначалу ничего не знали. Связи не было, информации не было. Я не понимала, кто и где находится. 3-4 марта Юрка (младший сын, – Ред.) все время стоял у забора и рассказывал: “Мама, тут летит, там взрывается” – он у нас активный такой, самый младший, и он же в тот страшный день был с Русланом.
Я предложила ему пойти волонтером в городской совет. Буча была тогда оккупирована, но мы этого не знали! Если бы я понимала, что ему действительно угрожает опасность, я бы подростка никуда не отправила. Еще 3 марта у нас возле горсовета развевался украинский флаг, хотя и не постоянно, но его можно было видеть. Мы понимали, что угроза есть, но осознания, что все настолько опасно, не было.
– Как убили Вашего мужа? Прямо на улице?
– Мы узнали, что 17 марта в Буче выдают гуманитарную помощь. Продукты нас не интересовали, а вот с лекарствами и топливом для генератора была проблема, потому что не знали, сколько еще будет продолжаться оккупация, и хотели всем запастись.
Муж вместе с сыном уехали на велосипедах. Навстречу вышел российский военный, который их остановил. У мужа с сыном были белые повязки, которыми должны были обозначать себя мирные жители. Они остановились, подняли руки, муж сказал, что угрозы не несут, оружия нет. Тогда военнослужащий просто-напросто начал стрелять.
Сын был ранен. Когда он уже упал на землю и лежал на земле, последний выстрел был сделан в направлении головы, но при падении у него кофта немного так, подскочила, поэтому это его спасло. И, конечно, мы эту вещь передали как вещественное доказательство следственным органам на экспертизу.
– А как вы оформляли все в день смерти мужа?
– В тот день, когда позвонила в полицию, они сказали, что территория нам сейчас неподконтрольна. И что тело заберут, только когда придут украинские войска.
Я понимала, что муж лежит на дороге, и что этим извергам ничего не стоит переехать его или сделать что-то, чтобы я никогда его не нашла. Поэтому мы решили идти на переговоры к этим солдатам. Этим занималась моя мама. Я не смогла себя пересилить, потому что очень боялась, что они со мной могут сделать то же самое. Тело мы забрали и фактически похоронили самовольно.
До 19 марта мы были в Буче. Муж погиб 17 марта, на следующий день мы его похоронили, и как только дали зеленый коридор, уехали.
В Охматдете, где врач осматривал моего сына, рассказали, что с нами произошло. После этого со мной вышел на связь юрист Юрий Билоус. Он взял на себя миссию собирать все эти истории.
Мы дистанционно записывали согласно процедурам мои онлайн-показания, потом он все это надлежащим образом оформил и передал в международный суд, то есть первый шаг был сделан еще тогда, в марте.
— То есть поначалу вы не думали подавать иск в Европейский суд по правам человека?
— Я это сделала позже, когда вернулась в Бучу. Где-то месяц назад знакомые поделились ссылкой, что есть возможность получить компенсацию, и для этого нужно подать документы.
– То есть предварительный иск – он был просто, чтобы наказать Россию?
– Да, чтобы привлечь ее к ответственности.
– А где вы делали все экспертизы?
– Когда мы приехали в Охматдет и начали делать процедуры, я увидела, что врач фотографирует Юрку. Я подошла и спросила: “Зачем вы это делаете?” Врач объяснил, что они все фиксируют, потому что это ранение несовершеннолетнего ребенка во время военных действий, и эта информация фиксируется.
– А что со справками? Насколько готовы их выдавать украинские власти?
– Я поняла, что я замалчивать эту ситуацию не буду, и что для подтверждения все документы должны быть в порядке.
21 марта, когда мы уехали в Охматдет, мы решили заехать и в полицейский участок на улице Герцена. Мне пришлось объяснять, зачем пишу заявление.
Хоть и неохотно, но меня пропустили внутрь, вышел следователь, взял показания у меня и у сына. Сказал, что Киев этим делом заниматься не будет. Его передадут по месту нашей регистрации в Ирпене.
Прокуратура открыла уголовное производство, и мне уже эту выписку сбросили с номером в досудебном реестре. Затем все передали в Бучанскую прокуратуру.
В начале апреля, когда территорию уже освободили, к моим родителям пришли со следственных органов, чтобы провести эксгумацию. И уже 9 апреля нам выдали справку, врачебный вывод с указанной причиной смерти – многочисленные огнестрельные ранения.
– А как происходила подача в ЕСПЧ. Знаю, что вы подали документы чуть ли не в последний день с помощью правозащитной организации We are from Ukraine?
– Да. Когда я открыла информацию на сайте (Европейский суд по правам человека публикует информацию и на украинском языке, на странице есть и форма для скачивания, и адрес, куда все нужно отправлять, — Ред.), я не могла понять, по какой статье и к кому предъявляю требования. Погиб муж и ранен ребенок. И все эти факты нужно было подтверждать и ссылаться на какие-то статьи, а ответов именно в той форме я для себя не нашла.
Я понимала, что если там может быть компенсация в довольно значительной сумме — то все должно быть сделано согласно процедуре, юридически, профессиональным человеком, который понимает это. Хотя в ссылке говорится, что даже неспециалист может по шагам сделать все сам. На некоторое время я это дело отложила, потому что было чем заниматься. Но все же мысль эта меня не оставляла. Поэтому я обратилась к юристам, которые очень тщательно все проверили и бесплатно мне все оформили.
– Вы какую-то определенную сумму просили?
– Нет, мы просто процедурно оформили и подали документы. А относительно суммы уже будет решать тот орган, в который мы обратились. Этот иск – не с целью обогатиться. Я хотела, чтобы эти люди понесли ответственность.
Я понимаю, что потерю себе я не верну. Потому что нет такой суммы, чтобы ее оценить, это настолько тяжело и больно, но я понимаю, что у меня осталось трое детей, муж финансово обеспечивал нашу семью – я должна как-то подстраиваться к этим условиям. Люди совершили преступление, они должны понести за это наказание.