Грани компромисса. Перспективы переговоров с Россией

Министр иностранных дел Украины Дмитрий Кулеба справедливо заметил, что в любой войне есть два финала: безусловное тотальное поражение одной из сторон или мирное соглашение.
Очевидно, что в войне России против Украины, как бы ни мечтали в Кремле, никакого тотального поражения с украинской стороны, а значит и капитуляции, не будет.
А вот борьба за то, на чьих условиях будет достигнуто соглашение, все еще продолжается.
Стартовые позиции
Соглашение – это поиск и фиксация взаимоприемлемых решений. Но Россия начала переговоры с Украиной с ультиматумов.
На стол российская делегация положила следующие требования: “демилитаризация”, “денацификация”, отказ от курса на вступление в НАТО, признание оккупации Крыма и независимости так называемых ЛДНР.
Понятно, что подобные “хотелки” для Украины абсолютно неприемлемы, тем более что после почти месяца войны результаты агрессора на фронтах точно не позволяют ему диктовать условия в одностороннем порядке.
Из военных достижений России с момента вторжения — только оккупация части Херсонской и Запорожской областей. И хотя эти территории Россия захватила, она их не контролирует, там продолжают действовать украинские органы власти.
В принципе, Москва и сама с трудом может объяснить суть своих “хотелок”. Взять хотя бы так называемую денацификацию, которую браво подхватила, как флаг, российская пропаганда. Она вовсе не лепится к Украине, чей президент – еврейского происхождения.
А после бомбежек россиянами Бабьего Яра, Умани, роддома в Мариуполе и убийства в Харькове бывшего узника трех нацистских концлагерей Бориса Романченко встает вполне логичный вопрос — так кто же в этой войне действительно нацист и кого надо денацифицировать?
С требованием о “демилитаризации” такая же история. Пока в Украине успешно “демилитаризируется” именно Россия — Чернобаевка не даст соврать. К тому же тогда речь должна идти и о зеркальной демилитаризованной зоне в России у границ с нашим государством.
Позиция Украины на переговорах предполагает прекращение огня, вывод всех российских войск и новые гарантии безопасности. Крым и Донбасс украинские власти готовы обсуждать исключительно в рамках суверенитета и территориальной целостности Украины.
Танцы вокруг переговоров
Очевидно, что требования сторон диаметрально противоположны.
Единственный вопрос, в котором удалось сблизить позиции, по словам российской делегации, это так называемый нейтральный статус Украины, или отказ от вступления в НАТО.
Причем в Кремле уже начали фонтанировать идеями об австрийской или шведской модели нейтралитета. На что в Киеве сразу ответили, что модель может быть исключительно украинской!
В то же время разговоры об отказе от вступления в НАТО вызвали откровенное негодование в обществе.
Во-первых, размышляя о нейтралитете на примере Австрии и Швеции, не следует забывать, что у них нет 2 тыс. км общей границы с Россией. Да, и Австрия, и Швеция не являются членами НАТО, но очень тесно взаимодействуют с Альянсом.
Австрия вообще со всех сторон оцеплена странами НАТО, единственные ее соседи-не члены Альянса – это Швейцария и Лихтенштейн, атаку со стороны которых на австрийскую территорию вряд ли следует ожидать.
И Австрия, и Швеция постоянно проводят совместные учения с НАТО. Швецию вообще в официальных документах Альянса называют “нейтральным” союзником.
Во-вторых, Украина уже наелась “нейтралитета” во времена Виктора Януковича, подвергшись нападению в 2014 году от России.
В-третьих, курс вступления в НАТО закреплен в Конституции Украины. Менять Основной закон по требованию агрессора на фоне героического сопротивления украинцев – не самое приемлемое для украинского общества решение.
На фоне отказа НАТО закрыть небо над Украиной после российского вторжения понятна нынешняя риторика Владимира Зеленского “охлаждения” по отношению к Альянсу.
Украинские власти публично признают, что в НАТО нас никто не ждет в ближайшие 10 лет, а значит, мол, нечего туда и стремиться попасть.
Но до 24 февраля это тоже было очевидно. Более того, Москва прекрасно понимает, что никто Украину в НАТО не ждет, но все равно выдвигает такое требование.
Судя по последним заявлениям, в Киеве готовы разменять закрепленный в Конституции курс на евроатлантическую интеграцию на новую конструкцию безопасности, в которой гарантами нашего суверенитета выступят ядерные государства – США, Великобритания и соседи вроде Турции.
Сейчас Украина сфокусирована на том, чтобы установить в ходе переговорного процесса, какие гарантии безопасности готова предоставить Украине РФ, а также другие государства, прежде всего постоянные члены Совета безопасности ООН.
После того, как мы поймем, о каких гарантиях безопасности идет речь, мы сможем определиться, где будет наш конструктивный шаг. Я бы сейчас не заводил разговор в нейтралитет или в любую другую область, а говорил именно о том, каким образом Украина получит гарантии безопасности и какими они будут.
Нейтралитет сам по себе не решение проблемы. Решением является гарантии безопасности, и не такие, как были в Будапештском меморандуме, — говорит Дмитрий Кулеба.
Но в таком случае более рационально было бы сразу проводить переговоры не в украинско-российском формате, а с привлечением стран Запада.
— Это должны быть переговоры Украины и западных лидеров с РФ. Нельзя оставлять эти переговоры лицом к лицу. Ведь западные партнеры не дадут нам никаких гарантий, если мы не обязуем их принять участие в этом процессе сразу, – считает бывший министр иностранных дел Украины Владимир Огрызко.
Выходит, что идеальная переговорная конструкция для Украины – прекращение огня, вывод войск, а затем обсуждение гарантий безопасности и статуса ранее оккупированного Крыма и Донбасса. Россия же хочет подписания каких-либо документов здесь и сейчас, даже без прекращения бомбардировок.
Максимум перемирие, а не мир
В любом случае, наиболее благоприятные условия для мирного урегулирования создадут успехи на фронте.
Решающими факторами в последующих переговорах будут не столько усилия переговорщиков, сколько устойчивость Украины в отражении российской агрессии, готовность наших партнеров более эффективно помогать Украине в усилении ее оборонного потенциала и внутренняя социально-экономическая и политическая ситуация в России, — констатирует политолог Владимир Фесенко.
Мы надеемся на героизм наших воинов, истощение противника и разрушительный эффект от экономических санкций Запада внутри России. Кремль пытается запугать украинское общество варварскими бомбардировками гражданских объектов и верит в прекращение снабжения Западом оружия Украине.
При этом Владимир Зеленский неоднократно заявлял, что решить все вопросы с Россией можно не на нынешних переговорах, а лишь на его личной встрече с Владимиром Путиным.
Мол, в России все решения принимает один человек, значит и говорить нужно лично с ним. Вот только в Москве не спешат соглашаться на такую встречу, требуя поначалу наработать какие-то документы.
Для Путина сам факт встречи с Зеленским, которого он раньше называл и “нацистом”, и “наркоманом” – это уже поражение. А тем более какие-то переговоры с ним. Кроме того, весь цивилизованный мир называет Путина военным преступником. Поэтому удивительно что-либо подписывать с ним.
Зеленский уже обезопасил себя от всех споров о компромиссах и сдаче национальных интересов заявлением о том, что любое решение, касающееся гарантий безопасности на переговорах с Россией, будет вынесено на референдум.
Это еще более усложняет переговоры и особенно выполнение российских “хотелок”. Поэтому если и следует чего-то ожидать от переговоров с Россией, то лишь временной передышки, а не окончательной безопасности Украины. А пока самой большой гарантией безопасности для Украины и самым эффективным переговорщиком остается исключительно наша армия.
О чем бы мы сейчас не договорились с Россией, если вообще о чем-нибудь договоримся, это будет перемирие, не мир. И к следующей войне мы должны быть готовы на таком уровне, чтобы любой московитский лидер знал, что его армия будет уничтожена на наших дорогах. Тогда и войны не будет, – отмечает политический обозреватель Виталий Портников.
Как говорила премьер-министр Израиля Голда Меир: “Мы хотим жить. Враги хотят видеть нас мертвыми. Это оставляет не слишком много места для компромисса”.